“Божественные слова”: иероглиф, символ и мудрость писца.

“Божественные слова”: 
иероглиф, символ и мудрость писца.

Писец, изысканный сердцем, терпеливый в суждении, словам
которого радуются, когда их слышат, искушенный в иероглифах.
Нет ничего, чего бы он не знал. Он первый и в доблести и в искусстве
богини Сешат… Благородный, тонкий умом, посвященный в знание…”¹

Из папируса Анастази I

Всем, что мы знаем о духовном мире древних египтян, мы обязаны текстам, изображениям и археологическим открытиям. Именно благодаря обилию самых разнообразных источников можно хоть как-нибудь компенсировать тот огромный временной разрыв, который отделяет нас от эпохи пирамид, и попытаться понять те принципы и идеи, которые были заложены в прерванной историей египетской линии передачи знания. Это невероятно большое количество памятников дошло до нас как благодаря творческому гению и энергии древних египтян, так и ввиду засушливого климата страны, способствующего сохранению не только гранитных глыб и известняковых плит, но и тканей, папирусов и других не менее хрупких материалов. Наверное, это своеобразная компенсация за утерянную связь с прошлым, на которой покоятся весы исторической справедливости.

Даже при отнюдь не самом пристальном взгляде на древнеегипетские памятники, сразу же бросается в глаза удивительно гармоничное сочетание текста и изображений, столь характерное для наследия этой цивилизации; именно слово и образ, вместе или по отдельности являются теми удивительными ключами, которые позволяют нам, людям живущим через две тысячи лет после того, как угас светильник египетской культуры, хотя бы на мгновение приоткрыть дверь, за которой кроется понимание истоков великой цивилизации с берегов Нила.

Об иероглифе, магии и времени

Изначально слово и образ в египетском мировоззрении отнюдь не были разделенными понятиями. Засвидетельствованные на древнейших памятниках, первые письменные знаки, пока еще протоиероглифы, сопровождали изображения, и спустя века превратились в сложную систему иероглифического письма ввиду растущей необходимости передать зрителю и некоторые более абстрактные понятия, которые не могли быть выражены образами. В результате этого сложного процесса произошло обретение имени каждой отдельной частички, в сумме составляющих вселенную и их отдельных сочетаний; обретение имени, которое, как мы уже видели, давало власть над миром и понимание истинной сущности объекта. Невероятный переворот в сознании человечества произошел и с точки зрения истории: настоящее могло быть зафиксировано и передано для будущих поколений; с короткой строки из нескольких иероглифов, повествующей о том, как еще один могучий царь завоевал еще одну страну, началась многотысячелетняя летопись существования человечества.

Иероглиф, запечатленный в материи, помогал победить смерть. В древнейшие эпохи существования древнеегипетской цивилизации, цари и вельможи воздвигали в память о себе стелы, на которых было выписано лишь их имя, которое, сохранившись в “вечности и бесконечности”, должно было обеспечить их земное бессмертие. Пожалуй, своей монументальностью и одновременно декоративностью, иероглифическому письму судьбой было предназначено быть запечатленным на гигантских обелисках и каменных стенах храмов и гробниц; его заменой на папирусе стало упрощенное иератическое курсивное письмо. Впрочем, даже этот вид письма обладал магическими свойствами, восходящими к священному прообразу языка – меду нечер – “божественным словам”, изобретенным, согласно египетской традиции, ибисоголовым богом мудрости Тотом.² Восприняв это почтительное отношение египтян к своему письму, греки вслед за ними назвали его иероглификой – “священным письмом”.

Трепетное отношение самих египтян к своему письму было куда более глубоким, чем мы можем себе это сегодня представить. Иероглифы вызывали преклонение поколений и поколений обитателей долины Нила не только потому, что это была сокровенная система передачи знания, созданная богами, но и потому, что во многих случаях сами знаки воспринимались как живые существа, наделенные божественными силами и всемогущей магией. Иероглифы могли символизировать собой многих богов и богинь. Так, символом богини Исиды был водруженный на голове иероглиф “престол”, а богиня Маат обозначалась с помощью иероглифа “перо страуса”, использовавшегося при написании ее имени и являвшегося ее воплощением. Магическая сила, живущая в знаках письма была столь сильна, что, опасаясь дурного воздействия знаков, изображающих опасные существа, на душу умершего, на стенах многих гробниц иероглифы, изображающие львов, сов, змей и других хищных животных, птиц и ядовитых пресмыкающихся, выписывались не полностью или же намеренно поврежденными, с целью лишить знак его внутренней силы и жизни. Особенно грозные твари, такие, как змей Апоп, например, вообще изображались расчлененными и разрезанными иероглифами ножа или копья. Таким образом, египетская система иероглифического письма отнюдь не была простой системой для коммуникации, но во многом представляла собой полное магии и загадок отражение египетского мировоззрения и египетского понимания структуры вселенной и ее обитателей.

Необходимость в письменности насущно возникла в Египте к концу IV тысячелетия до н. э; быстро развивающееся изобразительное искусство уже могло создавать истинные шедевры и выражать важнейшие эпизоды человеческого существования: охоту, победу над врагом, моменты погребального ритуала и пребывание в мире ином. Для того, чтобы двигаться дальше, письменности, состоявшей лишь из образов, было недостаточно: на смену пиктограмме пришли знаки, передающие звучание тех или иных согласных. Развиваясь от небольшой группы знаков, иероглифическое письмо стало столь совершенным к эпохе Древнего царства, что с его помощью можно было передать самые тонкие и абстрактные понятия и значения. Сами египтяне приписывали первое литературное произведение в своей истории — Доктрину жизни — великому мудрецу Имхотепу.³ К сожалению, этот текст не дошел до нашего времени, как и многие другие труды, приписываемые выдающемуся современнику фараона Джосера.

Вслед за ним иероглифы появляются на стенах частных гробниц, повествуя о человеческих деяниях и, составляя первые “биографии”, которым предназначено стать новым ударом по той враждебной и запретной категории, которую мы сегодня называем временем. В этих текстах, изначально лаконичных, зачастую опускались глаголы и фонетическая составляющая письма: они лишь дополняли соседствующее с ними изображение, делали его более красочным, колоритным, понятным для знающего и таинственным для неведующего. С середины Древнего царства отдельные знаки выстраиваются в линейный порядок в свободном направлении в зависимости от требований, задаваемых соседствующим изображением; впрочем, с этого времени направление знаков справа налево становится более предпочтительным, чем все иные. В этих древних надписях уже присутствуют все виды знаков египетской письменности: идеограммы, изображающие сам объект; фонограммы, отображающее звучание того или иного звука, или их сочетаний; и, наконец, детерминативы, не читающиеся знаки, показывающие, к какой категории принадлежит все слово. Впрочем, существовали знаки, которые могли в разных сочетаниях принадлежать к каждой их трех групп. Так, например, иероглиф в виде плана дома мог читаться как слово пер – “дом”; однако в глаголе пери – “выходить” он играл роль фонограммы, сочетающей две согласные; этот же знак может служить детерминативом для группы слов, связанных со зданиями и помещениями. Иероглиф, специально упрощенный и стилизованный, тем самым абстрагировался от изображения конкретного дома или святилища и мог использоваться при обозначении самых различных архитектурных форм на протяжении тысячелетий. С другой стороны, новые виды конструкций и сооружений, появлявшиеся в процессе развития архитектуры, находили свое отражение в создании новых, копирующих их, более сложных иероглифов. В целом, система иероглифического письма никогда не была закрытой и статичной, но, наоборот, незамедлительно воспринимала все новое, что появлялось в обществе, касалось ли это архитектуры или вооружения, орудий труда или животных, иноземных народов и священных ладей богов.

Иероглифическое письмо унаследовало от изобразительного искусства цветопередачу окружающей действительности. Красно-коричневый покрывает знак, изображающий тело мужчины, а кремово-желтый – женщины, зеленый остался цветом тростника, а голубой передавал высоту неба и синеву вод. Конечно, курсивное письмо также имело в своем распоряжении красный цвет для выделения того или иного фрагмента текста, но что это по сравнению с полихромной палитрой иероглифических знаков, отображающих реальность как с помощью знака и звука, так и с помощью цвета! В основном, практически каждый знак этой гармоничной системы отображения мира имел свою устоявшуюся, “классическую” форму и цветовую гамму. В иероглифике полностью сохранялась и символика цвета, присущая египетскому искусству. Более того, некоторые иероглифические надписи сами по себе являлись выдающимися произведениями искусства. Примеров этому множество, упомянем лишь ювелирно вырезанные надписи белого святилища фараона Сенусерта I в храме Амона в Карнаке, каждый знак которых является маленьким скульптурным шедевром, и пластичные и отточенные иероглифы, покрывающие огромное пространство стен храма Сети I в Абидосе, прекрасные как с сохранившимся цветом, так и потеряв его за три тысячи триста лет, прошедшие со времени создания храма.

Египетская письменность на всем протяжении своего развития развивалась по двум основным направлениям: с одной стороны, знаки усложнялись и детализировались, что привело в греко-римскую эпоху к появлению чудовищно гигантского свода иероглифов, которые не встречались в более древние эпохи; с другой стороны, с течением времени иероглифика все больше отходила от изображения конкретного предмета и его звучания к обозначению абстрактного понятия, видимо, сходно звучащего в устной речи.⁴ Многие знаки “отрываются” от первоначальной смысловой нагрузки и становятся фонограммами, подобно тому, как знак зайца, ун, стал использоваться для передачи слова ун — “быть, существовать”; знак дома пер — для передачи глагола пери — “выходить”; знак звезды, себа — для себа — “обучать, наставлять”. При этом окончания подобных слов и даже гласные внутри могли быть различными, главным считалось сходство согласного костяка слова.

Постепенно многие слова стали записываться с помощью простых сочетаний фонограмм, некоторые из которых стали очень близки к алфавитным знакам. Так, имя бога Птаха выписывалось с помощью трех “алфавитных” знаков: п + т + х; Амона – и +мн +н. Эта тенденция к упрощению системы правописания появилась еще в Древнем царстве, когда порой в слове вместо одного трехсогласного знака выписывались три односогласных, становившихся таким образом “фонетическими дополнениями”, которые играли огромную роль в письменности.

Тем не менее, для обозначения неких абстрактных понятий египтяне часто использовали самые разнообразные пиктограммы: например, “ветер” или “дыхание” выписывались с помощью знака надутого паруса, “золото” – в виде тигля для выплавки металла, “старость” – в виде сгорбленной фигуры человека, опирающегося на палку. Все эти три способа написания слов использовались на всем протяжении истории иероглифического письма, и могли использоваться попеременно в виду самых разных обстоятельств. Так, имя Амона на одной и той же стене храма могло быть представлено в виде группы фонетических знаков, или же в виде идеограммы – сидящей фигуры божества в короне Амона шути.

К концу Нового царства⁵, а особенно в греко-римское время, иероглифы все чаще и чаще воспринимались как священные знаки с глубоким символическим значением. Для повседневных записей использовалась упрощенное курсивное “демотическое” письмо, или даже греческий, в то время как жрецы – наследники и хранители великого прошлого, сохраняли иероглифику как основу целой философии письма, становившейся все сложнее и сложнее по мере угасания света цивилизации. Символическая интерпретация знаков и особенно частое использование таинственных пиктограмм стала в это время особенно популярной и распространенной. Это позднее восприятие иероглифики послужило основой для создания особой “зашифрованной” системы энигматического письма, использовавшегося, прежде всего, для записи теологических формул и систем. Например, имя бога Птаха в это время могло быть выписано при помощи знаков неба и земли, разделенных фигурой божества; к подобному сложнейшему написанию иногда добавляли еще одно дополнительное символическое значение, заменяя знак земли на знак, изображающий скарабея. Сам скарабей, насекомое, обитающее в песке, обозначал землю; знак льва, быка или сфинкса следовало переводить как “властитель”, яйцо — как “находясь внутри”, змею – как “богиня”, а крылатый солнечный диск — как “царь”⁶. По этому принципу то же имя Амона могло быть выписано иероглифическим знаком, состоящим из овала и знака н в нем. Овал, обозначавший слово ими — “тот, кто в…”, дополненное согласной н представляло полное имя бога im(y)n, т. е. Амон, и, кроме того, намекало на его значение — “сокрытый, сокровенный”.

Зародившись в конце IV тысячелетия до н. э., египетское иероглифическое письмо прошло исторический путь протяжением более сорока четырех веков: 394 годом н. э. датируется последняя известная нам иероглифическая надпись. В V в. н. э. исчезает демотическое письмо. В 535 г. н. э. при императоре Юстиниане прекратил свое существование храм богини Исиды на острове Филе — последний оплот египетской сакральной культуры. Отныне знаки египетского письма воспринимались лишь как мистические и аллегорические знаки, лишенные какого-то ни было иного смысла, а сам древний Египет превратился в легенду.

В 1419 году в Греции был обнаружен труд Хораполлона (5 в. н. э.), в котором предпринималась попытка трактовать некоторые знаки египетского письма, и содержание которого имело так мало общего с истинными основами египетской иероглифики; это открытие, последовавшее за появлением трактата историка Аммиана Марцеллина, предложившего свою трактовку надписей вырезанных на одном из египетских обелисков, легло в основу восприятия египетских иероглифов в Италии эпохи Возрождения. В своих работах, посвященных архитектуре, Леоне Баттиста Альберти и Антонио Аверлино (XV век), вообще объявили иероглифические надписи не более чем орнаментом, встречающимся на памятниках древности. Франческо Колонна в своей книге “Hypnerotomachia polifili”, упоминает бесчисленное количество фиктивных иероглифических надписей, прилагая к ним символические и аллегорические “переводы”. Удивительно, но иллюстрации к этому творению, изданному впервые в 1499 году, стали поводом для появления совершенно новых “иероглифов”, активно использовавшихся в европейском искусстве и при этом имеющих также ничтожно мало общего с Египтом, как и содержание этого любовного трактата с основами духовной культуры страны на берегах Нила. Конечно, Европе в ту пору были знакомы и настоящие памятники древнего искусства – обелиски, украшающие знаменитейшие площади Италии, однако гораздо большей популярностью, к сожалению, пользовались иллюстрации к злосчастному труду Хораполлона. Пожалуй, первые шаги к дешифровке древних надписей были сделаны лишь в XVII веке эрудитом Афанасием Кирхером и его последователями – шведом Дэвидом Акербладом и англичанином Томасом Юнгом, которые, несмотря на многочисленные ошибки, пришли в своих исследованиях к некоторым правильным выводам.

Наконец, в 1822 гениальному французскому ученому Жану Франсуа Шампольону (1790—1832), вдохновленному “египетской авантюрой” Бонапарта и собранными им коллекциями египетских памятников, удалось расшифровать двуязычную надпись на Розеттском камне и своим титаническим трудом и поразительным интеллектом создать основы для дальнейшего изучения древнеегипетского языка. Ключом к его пониманию для Шампольона стала догадка, что в египетской иероглифике были не только пиктограммами, но и алфавитные знаки, которые он смог сопоставить с греческим текстом Розеттского камня. В итоге он насчитал 1400 иероглифов, которые соотносились с 500 словами греческого текста, правильно предположил, что царские имена Птолемея и Клеопатры в иероглифическом варианте были обведены овалами – картушами, и прочитал их побуквенно. Имена более древних царей, имеющиеся в других источниках, и, шаг за шагом, другие слова открывались перед пристальным взором ученого, словно появляясь из-под песков времени благодаря коптскому языку, наследнику древнеегипетского; вслед за значением отдельных слов, вновь становились понятными основы грамматики и синтаксиса. В 1824 году Шампольон опубликовал результаты своего колоссального труда в работе Описание иероглифического письма древних египтян. В 1836 году, спустя четыре года после его безвременной смерти, была опубликована Египетская грамматика, а в 1841 — Словарь египетского языка, заложившие основы современного понимания письменного наследия фараонов. Многочисленные надписи на стенах храмов и гробниц заговорили; наступила эпоха познавания совершенно новой для Европы системы мировоззрения, а вернее — “хорошо забытого прошлого”.

Виктор Солкин

ancient.gerodot.ru

Қысқа да нұсқа. Жазылыңыз telegram - ға