Августовское послевкусие и горечь декабря
Когда у Нурсултана Абишевича спрашивают, чем объяснить его поведение в августе 1991 года, он неизменно отвечает: — Интересами своего народа, своей республики. Именно они у него на первом плане. С особенной силой они проявились в те три августовских дня, когда судьба страны висела на волоске. Выступление ГКЧП, персональный состав которого он прекрасно знал, не придавало уверенности в том, что оно принесет победу. Слишком много было примет того, что гэкачепистами двигали судорожные попытки остаться у власти.
Даже если они и одержат верх, во благо это будет или во вред? Нурсултан Абишевич прочел их документы и тяжело вздохнул: это программа возвращения к прежнему строю. А люди уже вкусили свободы, ее свежего воздуха, почувствовали себя хозяевами своей судьбы. Многие ушли в кооперативы, стали предпринимателями, открыли семейный бизнес. Так что, сворачивать все это? Вряд ли кто поддержит такие программы. Дальнейшее развитие событий показало правоту его сомнений.
В те дни он предпринял несколько отчаянных попыток погасить разгоравшийся конфликт. Постоянно находясь на связи с членами ГКЧП и Ельциным, выполнял функцию посредника между противоборствующими сторонами. Вечером 20 августа ему стало известно о готовившемся ночном штурме Белого дома. Нурсултан Абишевич немедленного связался с Янаевым и выразил ему свой категорический протест.
— В жесткой форме я предупредил Янаева, сколь тяжелыми последствиями чревато применение силы против Верховного Совета, — рассказывал он позднее.
Позвонил также и Язову:
— Вы — солдат, прошли войну. Не обагряйте руки кровью своих детей. Там стоит одна молодежь...
Возможно, именно этот звонок и подействовал на Язова и руководство ГКЧП. Готовившийся штурм отложили. Из столицы начали выводить войска. 21 августа Нурсултан Абишевич услышал голос Горбачева. Михаил Сергеевич звонил ему из Крыма. Взволнованно поблагодарил Нурсултана Абишевича и народ Казахстана за поддержку и верность законно избранным органам власти СССР.
— Тут у меня в приемной сидят Крючков, Язов и другие, — сообщил Горбачев. — Прилетели... Слава богу, все закончилось. Возвращаюсь в Москву.
Они поговорили минут десять, Горбачев положил трубку, а вслед за ним и Назарбаев. Он тут же помчался на телевидение, чтобы сообщить казахстанцам о звонке Горбачева.
— Он в добром здравии и вернулся к своим обязанностям, — полетели в эфир взволнованные слова.
«Путч», как назвали его российские СМИ, закончился провалом. Лица, входившие в состав ГКЧП, были арестованы и заключены под стражу.
Победителей охватила эйфория. Дабы доказать свою преданность вернувшемуся из форосского «заточения» Горбачеву, доброхоты занялись привычным делом — поиском ведьм. Аппаратчики должны были подробно ответить на один-единственный вопрос анкеты: «Где вы были в период с 19 по 21 августа 1991 года?»
Если бы все анкеты собрали и подсчитали, то оказалось бы, что Белый дом защищал почти каждый третий взрослый житель Москвы. Интересно, как бы они разместились на той площадке? Она же совсем крохотная... В отличие от многих Нурсултан Абишевич не испытывал эйфории. Ему было горько и обидно. Было жаль и тех троих ребят, погибших при попытке остановить боевые машины пехоты, которые, как выяснилось, покидали Москву, а вовсе не двигались на штурм Белого дома. Не по себе было от самого этого конфликта, едва не вылившегося в кровавое столкновение. По всей России, да и в других республиках тоже, выводили на чистую воду явных и тайных сторонников ГКЧП. Что касается Казахстана, то Нурсултан Абишевич запретил не только «прорабатывать» на собраниях, но даже искать и тем более составлять списки тех, кто симпатизировал гэкачепистам, не говоря уже о тех, кто открыто их поддерживал.
Ну, как тут еще раз не вспомнить Высоцкого, его строки о том, что был один, который не стрелял...
Нурсултан Абишевич не поддержал ГКЧП ни в первый день его образования, ни тем более во второй, когда картина происходившего становилась все более отчетливой. Но он и не присоединился к мощному хору голосов, дружно осуждавших проигравших. Внутренне содрогался, когда наиболее ретивые требовали для них смертной казни. Он просто направил в Политбюро ЦК КПСС свое заявление о том, что считает невозможным дальнейшее пребывание в составе Политбюро и Центрального Комитета КПСС, поскольку они дискредитировали себя, допустив раскол в высших органах власти. В заявлении указывалось также, что он намерен поставить перед коммунистами республики вопрос о выходе Компартии Казахстана из состава КПСС и создании самостоятельной партии. На внеочередном пленуме ЦК Компартии Казахстана Нурсултан Абишевич сложил с себя полномочия первого секретаря ЦК и высказался за то, чтобы Компартия республики объявила о прекращении своей деятельности.
«Куй железо, пока горячо!» — гласит народная поговорка. В горбачевские времена предприимчивые люди слегка переиначили ее: «Куй железо, пока Горбачев!» Переиначили в предпринимательской среде, но вскоре этот лозунг перешел и в лексикон чиновного люда. Пользуясь нерешительностью Горбачева, а после драматических августовских дней и его растерянностью, полюбившимся слоганом попыталось воспользоваться российское руководство.
27 августа на внеочередной сессии Верховного Совета СССР разгорелись споры, как быть с проектом Союзного договора. Произошедшие события требовали внесения изменений. Но каких? По мнению некоторых выступивших из числа победителей, обновленный Союз должен быть федерацией.
Нурсултан Абишевич рванулся к трибуне:
— Обновленный Союз не должен быть федерацией... В новом Союзе не может быть ни союзного кабинета, ни парламента, ничего, за исключением согласованных отношений между республиками...
Тогда и прозвучало его знаменитое высказывание:
— Казахстан никогда не будет «подбрюшьем» ни одного региона и никогда не будет его «младшим братом». Мы войдем в Союз с равными правами и возможностями.
«Подбрюшье» — слово, изобретенное писателем Александром Солженицыным и употребленное им в его знаменитой брошюре «Как нам обустроить Россию». Речь шла о землях Северного Казахстана, которые, по мнению Солженицына, должны принадлежать России. Та публикация вызвала бурю возмущения в Казахстане. Чтобы снять накал страстей, в Алма-Ату приезжал вице-президент России Александр Руцкой и сделал заявление о том, что Россия не претендует и не будет претендовать на казахстанские территории. Нурсултан Абишевич, несмотря на изменение политической ситуации, оставался верным присяге президента, которую он дал своему народу, и отстаивал независимость Казахстана.
В послепутчевый период Нурсултан Абишевич стал одной из главных фигур на политическом Олимпе. Он входил в первую тройку лиц, которые решали все государственные дела. Историки и политологи выстроили фамилии этой тройки в следующей последовательности: Ельцин, Назарбаев, Горбачев. Хотя, конечно, президентом СССР по-прежнему оставался Горбачев и по должности ему следовало возглавлять список. Но его дни в Кремле были уже сочтены — шаг за шагом он уступал бескомпромиссному, непримиримому Ельцину. Горбачев запаниковал. В отчаянии он хватался то за одну, то за другую, то за третью соломинку. Поочередно считал их спасительными. Немногочисленных сторонников объединял то в Совет Федерации, то в Президентский, то в Консультативный совет... Ничего не помогало. Между тем близилась к завершению работа над проектом Союзного договора. Его подписание было последней надеждой Горбачева, небольшой, но хоть какой-то гарантией того, что он удержится на кремлевском троне. А это было его главной целью. Ельцин и украинский лидер Кравчук — вот кто препятствовал ее достижению. Они постоянно меняли свои позиции, что оттягивало сроки подписания документа. Нурсултан Абишевич был единственным из тройки, на кого Горбачев мог положиться. Казахстанский президент никогда не менял свою позицию, не подводил главу союзного государства.
Наконец определили дату подписания — 9 декабря.
Нурсултан Абишевич вылетел в Москву 8-го вечером. Самолет приземлился в правительственном аэропорту Вну-ково-2. Там казахстанского президента ожидали журналисты.
Он подтвердил, что прибыл на подписание Союзного договора, которое запланировано на завтра. Кто будет еще участвовать? Борис Николаевич и украинский президент Кравчук, неделю назад избранный на эту должность.
Выразив уверенность в отношении позитивной роли нового договора для обновленного Союза и ответив на вопросы журналистов, он направился было к выходу.
— Нурсултан Абишевич, — остановил его голос кого-то из сотрудников аэропорта. — С вами хочет связаться Борис Николаевич Ельцин.
Назарбаев прошел в помещение, где находилась правительственная связь.
— Нурсултан Абишевич, — услышал он знакомый голос Ельцина, — здравствуйте. Мы тут, в Минске... В пуще...
Язык Бориса Николаевича явно заплетался.
— В пуще? В какой пуще? Завтра утром мы должны быть в Кремле. Подписывать договор. Вы что, забыли?
— А мы не будем подписывать. Мы тут другое подписали...
— Кто «мы» и что вы подписали?
Ельцин пояснил: «мы» — это он, президент Украины Кравчук и председатель Верховного Совета Белоруссии Шушкевич. А подписали они соглашение о прекращении существования СССР.
— Постойте, — не понял Нурсултан Абишевич. — А как же с Союзным договором? Его же завтра надо подписать.
— Его мы подписывать не будем , — сказал Ельцин. — Вместо него решили создать Содружество Независимых Государств. И вам советуем нас поддержать. Приезжайте к нам в Беловежскую Пущу. Отдохнете, соглашение подпишете...
Сначала Назарбаев подумал, что это шутка, его просто разыгрывают. Но быстро понял: нет, это серьезно.
— Борис Николаевич, разве можно такие вопросы обсуждать без Михаила Сергеевича?
— Можно, — засмеялся Ельцин. — Мы вот без него собрались и решили.
— Нет, так дело не пойдет. Завтра у нас с ним встреча. Там и поговорим, — упорствовал Назарбаев.
После окончания разговора Нурсултан Абишевич позвонил Горбачеву. Тот, узнав, что в Беловежской Пуще подписаны какие-то бумаги, не придал этому особого значения.
— Приезжай, как и договаривались, утром в Кремль.
Когда назавтра Нурсултан Абишевич вошел в кабинет
Горбачева, на нем лица не было. Сникший, потерянный, он указал безвольной рукой на кресло:
— Сейчас придет Ельцин. Посиди...
Нурсултан Абишевич оказался свидетелем их крупной ссоры, длившейся на его глазах более полутора часов. Как только Михаил Сергеевич возмутился, почему позвонили не ему первому, а президенту США Бушу, Борис Николаевич взорвался.
— Это что; допрос? — вскричал он. — Да кто вы такой? Президент? Нет! Президент я! Да, пока только России. Разве этого мало?
Впоследствии историки скрупулезно подсчитывали, кто из «пущистов» и кому звонил о подписании Беловежских соглашений. По всему выходило, что первым удостоился ельцинского звонка казахстанский президент. Правда, это свидетельствовало не о простом информировании, как в случае с американским президентом, а о желании «беловежских зубров» заполучить в свою теплую компанию Нурсултана Абишевича. Но первый звонок был все же ему. А уж потом Бушу. И это говорило об огромном политическом весе казахстанского президента, набиравшего к тому времени мировую известность. Притом связаться с Назарбаевым Ельцину удалось лишь со второй попытки. Первая не удалась: самолет с Нурсултаном Абишевичем на борту находился в воздухе и поговорить с его ВИП-пассажиром было невозможно. Не позвонил же, в самом деле, Ельцин из Беловежской Пущи никому из тогдашних глав республик, которые уже не были советскими, но и постсоветскими их еще нельзя было назвать. А на казахстанского президента Борис Николаевич сильно рассчитывал — это сильно ослабило бы позиции сломленного, но не до конца побежденного Горбачева. Его покидали многие сановники, их бегство в стан Ельцина становилось почти массовым, но Назарбаев за всю свою жизнь никогда и никого не предавал.