Известный казахстанский художник и дизайнер Серик Буксиков будет работать над брендбуком столицы. Опыт в аналогичной сфере у него имеется – в прошлом году он работал над созданием бренда Южно-Казахстанской области. В эксклюзивном интервью для el.kz Серик Буксиков рассказал, о том, что столицу ждут не только визуальные, но и внутренние перемены.
- Расскажите немного о брендбуке, который предложили создать акиму столицы. Что он будет из себя представлять?
- Та дисциплина, о которой мы сейчас говорим, она нуждается в языке выражения. Этот язык еще не интегрирован в наш социум, и я пытаюсь терминологию подбирать непосредственно в процессе работы. В частности, когда год назад я приступил к работе над брендингом ЮКО, была такая же ситуация. На самом деле, с территориальным брендингом стало все понятно лишь сейчас. А когда ты являешься новатором в этом деле, необходимо еще поразмыслить над данностью – что из себя представляет среда, в которой приходится работать, и как выстраивать коммуникацию с элементами в такой сложной системе, как социум. Ни для кого не секрет, что социум Казахстана дисперсный. У нас существуют разные образы северян, южан, столичных жителей, алматинцев и др. За всем этим стоят сложные исторические и культурологические причины. По сути, искусство – то, чем я занимаюсь до и после окончания художественной академии – оно призвано стирать ментальные границы и делать социум менее дисперсным. Задача культуры состоит в том, чтобы в развитых социумах осуществлять цементирующую идеологическую функцию. К сожалению, на протяжении всей истории независимого Казахстана культуре на мой субъективный взгляд не уделялось должного внимания. Культура занималась обслуживанием элит с точки зрения архаических видов развлечений. Заполнение развлекательной функцией определенной пустоты, когда человек не работает, это, конечно же, тоже культура. Но глобальная функция культуры в рамках всего человечества гораздо более серьезна. Во всей своей истории на 95% человечество было погружено в палеолит.
- Правильно ли я вас понял, вы считаете, что внешние изменения должны повлечь за собой изменения внутренние?
- Напротив. Внутренние предпосылки привели к тому, что актуализируется потребность в создании такого рода работ.
- Есть ли у вас конкретное видение визуального изменения столицы? Насколько нам известно, вы критиковали внешний вид столичных улиц, которые нельзя отнести к центральным.
- Не только. К примеру, ул. Сарыарка относится к центральным улицам, а между тем, посмотрите, что здесь происходит. Так выглядит периферия Алматы. Могу заверить, что в центре Алматы такого нет. Как пример – окно предназначено для того, чтобы пропускать свет, а его используют для того, чтобы размещать там какие-то коммуникации. То, чем я буду заниматься, называется дизайн-код города.
- Что именно вы хотите поменять в облике столицы?
- Я ничего не буду менять. Я всего-навсего хочу дать рекомендации человека, который немного разбирается в композиции и цветологии. Ведь, я человек, который обучен рисовать картины и создавать красоту. Я уже обжегся один раз при работе на брендингом ЮКО. Когда объявили, что я буду создавать территориальный брендинг, люди восприняли это так, как будто я собираюсь менять герб. Хотя, герб – это архаическая структура. Это исторический, географический и климатический элемент, он незыблем и несет в себе геральдическую функцию. Территориальный же брендинг и дизайн-код относятся к современным средствам визуальной коммуникации, и инструментам по формированию имиджа города, его образа и лица. Говоря об Астане, хочу отметить, что пока здесь нет столичной культуры. В Астане отсутствует менталитет столичного жителя, его нужно создавать. И самый мощный инструмент по созданию столичного имиджа – это архитектура и визуальное пространство. В своей работе над имиджем города я буду тесно взаимодействовать с отделом по урбанистике акимата Астаны, нами будут выданы совместные рекомендации. Образы правого и левого берега столицы – разные, а такого быть не должно. Нужно или убрать эту разницу, или либо сделать ее культурной. Для этого, в первую очередь, выявить плюсы и минусы того и другого, и тщательно поработать с ними. Взять к примеру Стамбул, он также условно подразделяется на две части города – старый и новый Стамбул. Старый Стамбул далеко не обшарпанный и ветхий, а богатый историей. А новый Стамбул – модный, современный и умный, где присутствуют небоскребы и современные технологичные составляющие. Сейчас правый берег нашей столицы воспринимается отголосок советского прошлого. Я еще не знаю точно как именно мы будем работать над его имиджем, но будем решать.
- Когда именно вы представите ваши рекомендации широкой аудитории?
- На очередном заседании Совета по устойчивому развитию. В Совет входят активные граждане Казахстана, которые являются экспертами в той или иной области. Мы заряжаем друг друга энергией в той или иной деятельности, и отвечаем за определенные виды развития города. Говоря про устойчивое развитие, можно говорить про дизайн-код города, а можно и про безопасность на дорогах. Также, мы можем говорить и о культуре взаимодействия родителей и школы. Столичный образ – это не только вывески города, это культура и взаимодействие между людьми. Несмотря на аналогичный поток приезжающих из провинции людей, в Алматы нет проблем с имиджем города. Алматинскому социуму хватает уровня культуры для того, чтобы впитывать в себя новых жителей и делать их алматинцами. Энергия этого города настолько сильна, что позволяет ей «переработать» огромное количество людей. Такие же процессы происходят и в Европе.
- Говоря о Европе, дизайн каких городов мира, на ваш взгляд, идеален?
- Лондон и Вена. Лондон подкупает своей современностью, где новые «landmarks» органично взаимодействуют со старыми? Такими как Big Ben, к примеру. Более того, я занимался брендами, связанными с Великобританией, подвергая инвентаризации английские образы, мне это все близко и понятно. Что касается Вены, это такой имперский город, сохранивший в себе традиционно чопорную энергию Европы и архаичность. Австрия очень сильно отличается от Германии. Германия очень активна и динамически развивается, впуская в себя много новой крови, а Австрия старается сохранить свою аутентику и идентичность.
- Какие идеи вы бы позаимствовали у этих городов?
- Я буду консультироваться со своей хорошей коллегой из Вены – Кристиной Штейнбрехер, мы сейчас с ней ведем дистанционный диалог, и я надеюсь, у нее будет время, посоветовать мне что-то. В рамках моей выставки в Вене в прошлом году мы с ней говорили на эту тему, и я бы хотел наш с ней разговор перевести в практическую плоскость. Мне запомнились ее слова: «Вена гордится тем, что человек с ограниченными возможностями может спокойно здесь преодолеть любое расстояние без ощущения дискомфорта». В нашем Совете по устойчивому развитию этот вопрос также прорабатывается очень серьезно. На первом заседании Асет Орентаевич особо отметил важность этого вопроса. Мы понимаем язык чиновников и хорошо взаимодействуем с ними на уровне институциональных инструментов. Как художник, я готов взаимодействовать с культурными институтами, при этом я еще сохранил разум в этих чиновничьих коллизиях. Нужно находить альтернативные пути решения вопрос в коммуникациях с государством, избегая при этом излишнего формализма. Сегодняшняя действительность требует этого от нас.
- Расскажите, как на данный момент обстоят дела с брендом «Оңтүстік». Будет ли брендбук «Астана» в чем-то с ним схож?
- Можно коротко ответить, что все хорошо. Я полностью проработал его по четырем направлениям (туризм, инвестиции, акимат, промышленность), там уже невозможно ничего испортить. Я оставил после себя своего ученика, и сейчас я наблюдаю жизнь этого бренда через социальные сети. Хочу сказать спасибо своим коллегам за то, что они продолжают мою работу и развивают ее дальше. Они консультируются со мной по всем позициям, как осуществить какие-то новые вещи. По поводу схожести двух брендов – нив коем случае. В своем видении я придерживаюсь нескольких аспектов. Во-первых, нет никакой необходимости создавать логотип для города Алматы, потому что Алматы – это самый крутой бренд в Казахстане, который не нуждается в ребрендинге. Для чего вообще нужен бренд? Он необходим для того, чтобы развивать новые направления. А если они уже и так развиты, то ничего не нужно менять. Что касается Астаны, необходимо подвергнуть инвентаризации те или иные образы, то есть убрать элементы, показывающие город с негативной стороны, и создать систему символов и образов столицы, а также язык взаимодействия города с населением. В данный момент Астана ведет диалог не со всем населением, а лишь с экспертами. Этот язык нужно расшифровать, сделав его доступным для населения, и я попытаюсь это сделать.
- Давайте поговорим теперь о более абстрактных вещах. В моем представлении художник – это больше призвание, нежели профессия. Когда вы поняли, что вы художник?
- В 4 года. Когда мне было 3 годика, у меня появилась страсть к автомобилям. Я очень сильно любил их рисовать и называл это «вум-вум-тя» (улыбается). Но через некоторое время любовь к рисованию пересилила страсть к машинам. Я до сих экстраполирую этот принцип, подразделяя процесс на сам объект и работу над ним. И когда начинаешь переносить свое внимание с объекта на работу над ним, получается искусство. В этом возрасте я открыл для себя некоторые законы, затем, уже сталкиваясь с ними в художественной академии, мне было проще их понять. В частности, в 4 года я открыл для себя закон перспективы. А закон успешной работы я затем экстраполировал на все, с чем сталкивался. Он заключался в следующем: если долго рисовать один рисунок – он получится хорошим. В свои четыре года я понял, что нужно посвятить рисунку время и силы, и тогда он получится хорошим. У меня дома висела топографическая карта с символами лиственницы и ели. Я нарисовал две дуги, к которым начал пририсовывать множество елей разного размера, и через какое-то время у меня получилось графическое изображение леса. Мне это понравилось. Если бы я посвятил этому рисунку минуты три – он был бы плохим. Но если я посвятил ему час – он получился качественным. Уметь рисовать очень просто – нужно всего лишь рисовать дольше. Все дело в концентрации, внимании и энергии. Этот закон придумал четырехлетний мальчик, но, понятное дело, он не может стать основой современного искусства. Он дал мне толчок для моей дальнейшей работы, и уже в первом классе я рисовал вполне сносные пейзажи, побеждая в различных конкурсах.
- Уже тогда вы знали, кем вы будете?
- Тогда я думал, что рисование картин будет моим хобби. Но судьба распорядилась немного иначе, я поступил в художественную академию. После окончания художественной академии я не рисовал 10 лет, занимаясь рекламой, пиаром, концепциями, стратегиями и тому подобным.
- Есть ли на сегодняшний день какие-то принципиальные отличия между понятия «художник» и «дизайнер»?
- Сейчас уже нету. Они стерлись со временем.Оно не стерто лишь в сознании некоторых архаичных людей
- Получается, в обоих случаях работает один и тот же творческий подход, только в немного разных плоскостях…
- Абсолютно верно. Выход из плоскости в пространство в 20 веке или инсталляция произошли еще сто лет назад, образно говоря. Многие художники боятся разрывать ту грань между внешним и внутренним миром. Возможно, им еще это предстоит, но я прошел через это давно. Мир меняется, и не нужно боятся перемен. Нужно идти им навстречу. У человека лишь два пути – открываться либо закрываться, третьего варианта не дано. Я за первое. Даже если тебя убьют, то в разрезе исторической глобальности не произойдет особо ничего. Искусство, на самом деле, очень серьезная вещь. Это такое же глубокое понятие, как война, врач… В советское время оно было немного искажено, была идеология и была профессия. А еще были художники, которые занимались и идеологией и «развлекухой». В те времена идеология оплачивалась очень щедро. В любом профессиональном учебном заведении, будь это школа или детский сад, любое государственное здание было обязано иметь ленинскую комнату. Художников было немного, они ездили по регионам и зарабатывали очень большие деньги. Нужно было всего лишь сделать чеканный образ Ленина, оформить это нужными словами – и востребованный товар готов. Поэтому, наши художники были в каком-то смысле рабами. «Не рабы» были выдавлены из Союза еще в начале ХХ века. Они перенесли свое творчество на другую почву, в Штатах или в Европе. Есть такое как «Баухаус», которое в переводе с немецкого дословно переводится, как магазин строительных материалов. А в культурном восприятии этот термин подразумевает бренд, создающий новые формы в искусстве. В свое время фашисты выдавили и немецкий «Баухаус», потому что любому тоталитарному обществу нужен художник-раб.
- Предлагаю, немного отойти от темы тоталитарного режима, и поговорить о подрастающем поколении. Есть ли в Казахстане подающие надежду молодые мастера кисти? И есть для них рецепт «как добиться успеха»?
- Все возможности дает интернет. Если вы считаете себя гением, вы вместо 10 картин сделаете 10 тысяч картин. Но количество – лишь один из аспектов. Если вы считаете себя талантливым – вы сделаете картину более сложной, чем менее талантливый человек. Но основной рецепт – верьте в себя, игнорировать всех, кто тебе мешает. Главное, не забывать о постоянном саморазвитии.
- Как вы считаете, в конечном итоге искусство спасет мир? Есть мнение, что если бы тираны, маньяки, педофилы и прочие нехорошие люди понимали искусство и посвящали бы ему все свое время, преступлений против человечества было бы намного меньше.
- Возможно. Проблема заключается в структуре социума. Наше общество лишь недавно начало структурироваться, формироваться в нужном направлении. Считаю, что сейчас мы двигаемся, как надо. Появление ночных клубов – это лучше, нежели пить водку в подъезде. Затем начали появляться лаундж-бары, встречи в формате разных тематических направлений. Еще позже на первый план выходят определенные тематические кофейни, в которых алкоголь заменяется не менее мощными инструментами воздействия на сознание человека, такими как лекции и интеллект, новые формы смысла. У человека всегда была потребность в изменении восприятия мира, другое дело – насколько он может себе это позволить. С появлением центров современного искусства в социуме зародился новый инструмент системы по изменения сознания молодежи. К слову, интернет – это тоже сильный инструмент по изменению сознания. Существуют плохие аспекты новых элементов системы, а есть хорошие. И если мы не будем взаимодействовать с этой системой, то плохое придет быстро. Потому что взаимодействие будет происходить в любом случае, хотим мы того или нет. Человек искусства – это тот, кто меняет реальность. И не потому, что он думает так, а потому, что в этом заключается его суть.
- Некоторые художники классического стиля, по другому – реалисты, очень критично относятся к авангардизму, считая «Черный квадрат» Малевича ярким примером облачения отсутствия мастерства в глубокомысленную форму. Что вы можете сказать по этому поводу?
- Пусть так считают. Таких людей я попросту не воспринимаю, как художников. Это – ремесленники. Это я прошел в 4 года, а они не прошли до сих пор. Люди, родившиеся в ХХI веке, могут в 5 лет вскрыть пароль от телефона. Даже шутка такая есть «Мой сын в 5 лет может вскрыть пин-код I-phone, а я в 5 лет кушал песок»… Она смешна именно своей реальностью. Можно с уверенностью говорить о том, что «Черный квадрат» стал брендом ХХ века. Если бы меня спросили, как бы я обозначил ХХ век, во главу угла я бы поставил именно «Черный квадрат» и «Гернику» Пикассо. Сейчас вы держите в руках диктофон в виде черного прямоугольника, мы смотрим в черный квадрат экранов наших мониторов, но уже 17 лет назад пришел ХХI век. А этот век, по крайней мере, в советское время воспринимался, как век фантастики. Мировые фантасты в свое время не отразили появление сотового телефона, они думали, что мы будем летать между галактиками. Но это все впереди, может быть, мы просто немного задержались.
- В Wikipedia есть информация, что вы в свое время написали научную работу «Роль художника в Эру Водолея». Расскажите немного об этом.
- Руководителем моей научной работы был очень интересный человек, который впоследствии стал моим педагогом по жизни. Это – Назипа Нурмухаммедовна Иженова. Я считаю ее самым сильным искусствоведом в Казахстане. Она прекратила заниматься художественной практикой и проводит все свое время в индийских храмах.Для нее работа в искусстве была определенной ступенью личностного роста. Мало людей, который воспринимают искусство, как духовный путь. Сейчас многие искусствоведы воспринимают свою работу, как функцию в социуме. И это тоже неплохо. У нас есть музеи, галереи, даже зарождающийся арт-бизнес. Но нет тех людей, которые воспринимают искусство, как духовный путь. Эра Водолея не связана с рациональным смыслом. Сгенерированные в ХХ веке образы, не получили своего развития в веке ХХI, и не получат. Потому что сейчас происходит смена парадигмы мышления, а философы называют это Эрой Водолея. От рационального восприятия мы переходим к эмоциональному, основанному на чувственных и где-то религиозных моментах. В последнее время мы все больше внимания уделяем эмоциональному аспекту проявления действительности, это связано с усилением информационных потоков, которые будут обрабатываемы исключительно искусственным интеллектом. Это приведет к наличию искусственного интеллекта. И чтобы человеку остаться в этой системе координат, он должен будет найти в себе заложенные Богом или природой не используемые сейчас нами ресурсы. Их мы еще только лишь будем осознавать, обращаясь к духовной сфере человечества.
- Сразу вспоминаются рассказы о тибетских ламах, якобы обладающих сверх возможностями…
- Я считаю, что это возможно. Я могу понять стартовые условия ситуации, которая приведет к этому в конечном итоге. Опять-таки увеличение количества информационных потоков по экспоненте – я буду удивлен, если это в итоге ни к чему не приведет. Люди чувствуют Бога в определенном месте и в определенном состоянии. Те же ламы рисуют свои мандалы на зыбком песке в течение нескольких лет, а затем их стирают. Зачем? Исключительно для приобретения опыта и личностного роста. К примеру, я провожу свои перформансы и акции также исключительно для личного опыта и ни для чего больше. Ощутить то, чего не ощущают другие люди – вот одна из целей.
- Расскажите немного о своей личной жизни. Есть ли у вас дети, и если да, то постараетесь ли вы сделать из них художников?
- От первого брака у меня есть дочь Нурия, которая учится в художественном колледже. Уже сейчас она рисует лучше, чем я. Я считаю ее очень сильным художником. К слову, ее мама – тоже художник.
- Творческим генофондом девушка не обделена…
- Это больше не гены, а среда. Я не особо верю в гены, поскольку считаю, что они отвечают больше за антропологические функции и внешние признаки.
- Даже художнику необходимо время от времени переключаться на что-то другое. Расскажите о своих хобби, быть может, есть увлечение каким-то видом спорта.
- Нет. Искусство – это и есть мое хобби. Когда-то я занимался вольной борьбой и сноубордом, но очень давно. Понимаете, искусство – это площадка для моделирования реальности. Что еще нужно человеку, кроме этого? Да, и еще: я люблю путешествия, фактически также сильно, как и искусство. Но путешествия являются элементом искусства. Потому что для меня путешествия – это посещения выставок, различных галерей и культурных сооружений.
- В чем вы черпаете вдохновение для своих идей? Насколько вообще вдохновение важно для профессионала?
- К слову «вдохновение» я отношусь немного скептически. От него попахивает дилетантизмом, вдохновение – оно больше для любителей. В этом нет ничего плохого, ведь слово «любитель» происходит от слова «любовь». В чем отличие профессионала от любителя? В том что он не только любит свое дело, но и зарабатывает на нем деньги. У профессионала вдохновение приходит в 9 утра и заканчивается в 11 вечера. Вдохновение должно перестать быть чем-то сакральным для профессионала, и стать его инструментом. Профессионал должен отвечать за свои слова и за поставленные сроки, а не ждать прихода вдохновения. Если он этого не делает, то он – любитель.
- В Эпоху Возрождения каждый известный художник располагал учениками или подмастериями. Для них было очень важным передать свое мастерство не абы кому. Присутствует ли подобное в наши дни? Есть ли у вас свои ученики?
- У меня очень много учеников. В рекламной ипостаси я и вовсе «выпустил» множество арт-директоров. Дизайнеров из них делали в институтах, а я делал из них арт-директоров. Что касается непосредственно искусства, я пытаюсь создать здесь определенную институцию, своего рода цех, для того, чтобы потом в нем «варились» молодые мастера. У меня была галерея, которая существовала не просто для того, чтобы в ней висели картины, а люди их покупали. Там постоянно были ивенты с новыми лицами, можно сказать со звездами. Сначала мой «арт» был предназначен для прямых потребителей. А потом, когда увеличились потоки прямых потребителей, я начал выходить на бизнес-ориентированные потоки, в частности на производителей тех или иных марок. Уже затем после этого начинаешь выходить и на государство. Когда государственные деятели начинают видеть, что ты работаешь открыто, они приглашают тебя на более серьезные проекты. Так и произошло с брендом «Оңтүстік», который стал моим первым государственным проектом.
- Рисуете ли кистью в настоящее время?
- Да, конечно. В последнее время я нашел самый эффективный способ визуализации картин, первая часть которого состоит из моделирования на компьютере. Вторая заключается в переводе этого образа на холст, и в его доработке руками. Художественные принципы у меня все же больше классические, а вопросы композиции и цветологии я могу доработать при помощи современных технологий, таких как планшетная графика, и спользования современных ярких акриловых красок. Чтобы перетянуть внимание людей, я должен говорить с ними на одном языке.
- Все-таки, большинство людей не являются глубокими знатоками в области искусства. Что нужно для среднестатистического жителя, чтобы он понял и оценил суть искусства?
- Ничего. Здесь вопрос в контенте, и в соответствии контента современным трендам. К примеру, когда я пытался привлечь внимание журналистов – я рисовал провокационные картины, и обличал в них философский смысл.
Беседу вел Арыстан Алангожин