Комплекс находится в Центральной Монголии на юго-востоке Ихи-Тамирского сомона Архангайского аймака, в местечке Бугуты. Расстояние между между Ихи-Тамиром и Бугуты 10 км. К северу от Бугуты протекает небольшая речка Баян – Цаган, которая впадает в реку Хойт – Тамир. В 800 м к югу от Хойт-Тамира располагается этот мемориал.
Бугутский мемориал был открыт в 1956 г. монгольским археологом Ц. Доржсурэном (Доржсурэн, 1958). Тогда же были проведены частичные археологические раскопки руин храма. К сожалению, научные отчеты тех раскопок не сохранились.
В 1968 г. древние памятники Центральной Монголии были описаны доктором археологии Н. Сэр – Оджавом (1958а, с. 52-60). Краткая информация о надписях Бугутской стелы дается также в исследовании Б. Ренчина (Rintchen, 1968, с. 75).
В 1969 г. С.Г. Кляшторный посетил памятник Бугуты. Позднее он ознакомил с ним ираниста В.А. Лившица, который дал описание бугутского текста, выполненного на согдийском языке, изготовил его копию и эстампаж, а позднее предложил прочтение, перевод и анализ надписи (Кляшторный, Лившиц, 1971, с. 121-146). В 1982 г. экспедиция под руководством К. Сарткожаулы составила полное описание Бугутского мемориала, его общий план, провела археологические раскопки.
В 1996 г. В.Е. Войтов, опираясь на данные экспедиции К. Сарткожаулы , опубликовал чертежи комплекса и его раскопов.
Комплекс представляет собой прямоугольную овалованную площадку размерами 55 х 40 м и высотой 0,3 м (илл.5). Она ориентирована углами по сторонам света и вытянута с северо-запада на юго-восток. По длинной оси площадки, смещенной от направления на восток на 25⁰ (азимут 115⁰), размещаются руины сооружений. Дальше всех от входа - округлая каменная насыпь, диаметром 13 м и высотой 0,6 м. Перед нею находятся руины храма, средние параметры которых составляют 13 м. Внутри храма на изваянии черепахи была установлена стела высотой 1,98, шириной 0,7 и толщиной 0,2 м. Прямо от обращенных на юго-восток дверей храма к проходу через вал и наружу тянулась цепочка из 264 вертикально установленных камней-балбалов.
Основные части мемориального сооружения - вал, обходная дорога, каменная насыпь, правильный ряд балбалов – хорошо сохранились. Окружающий памятник внешний вал – результат разрушения стены, построенной из сырцового кирпича. Ныне местами не сохранившийся, этот вал имеет ширину 5-6 м и почти не заметен на поверхности, высота его достигает 20-30 см. С внутренней стороны вала расположена обходная дорога, которую можно назвать коридором, поскольку она была глубокой – местами ее ров достигает 2 м. Ширина коридора 4,5-5 м. Его рельеф отчетливо прослеживается только в местах изгиба.
В западной части комплекса находится каменная насыпь диаметром 12-13 м, высотой 0,8-0,9 м. В центре ее имеется воронкообразное углубление. Подобные насыпи обычно расцениваются исследователями как ограбленные курганы. На наш взгляд, это изначально была кольцевая стена с незаполненной серединой. Впоследствии в центр обвалились стены, и середине кургана образовалась воронка. На основе стратиграфических наблюдений, произведенных нами, воронкообразный курган был включен в план археологических раскопок. Вблизи западной его полы находятся три кольцевых ограждения из обломков камней, диаметром до 1 м каждое.
В средней части площадки комплекса сохранился большой, довольно глубокий раскоп неправильной прямоугольной формы. Вероятно, он был заложен Ц. Доржсурмэном. От этого раскопа к востоку тянется шеренга из 6 балбалов общей длиной 2,5 м.
Далее, после перерыва, к востоку на 300 м растянулся ряд из 258 балбалов. Балбалы размещены друг от друга на расстоянии до одного метра. Некоторые подверглись разрушению. Сто двенадцатый балбал немного накренен в сторону. Его вершине придана сферическая форма, а на самом камне – родовой знак, аналогичный тамге на памятнике Могойн-Шине-Ус. Тамга представлена тремя символическими фигурами: две крайние напоминают ромбы, средняя также имеет сходство с большим ромбом, но она осложнена удлиненными перекрещенными линиями. Ниже этих трех знаков помещено изображение, аналогов которому до сих пор не было. Оно напоминает парящую в небе птицу.
На южной стороне комплекса покоится обломок оленьего камня (размерами 128 x 33 x 20 см), изображения на котором не отчетливы.
Раскопки памятника в 1982 г. С рекогносцировочной траншеи (ось А), покрытой от середины входного проема до насыпи кургана. Длина траншеи 25 м, ширина 2 м. Она пересекает часть вала, участок коридора и значительную часть храмовой площадки. Стратиграфия характеризуется слоем дерна (толщиной 6-10 см), ниже которого лежал мягкий коричневый грунт. В свою очередь, под этим пластом расположена толща черной земли (погребенного дерна), в которую были установлены балбалы и вбиты столбовые конструкции. Полученная картина позволяет заключить, что центральная площадка мемориала представляет собою искусственно насыпанную платформу.
На восточном склоне рва (на глубине 50 см от поверхности) были расчищены две плиты, нижние основания которых заходят друг за друга. В 2 м от коридора к западу на краю платформы были освобождены от наносов основания двух деревянных столбов, отстоящих друг от друга на 1,8-2 м.
После прохождения основной траншеи в центральной части памятника раскоп был расширен в северную сторону на 5 м. Широтная его протяженность составила 15 см. Здесь, под отвалом ранних раскопок, найдены основания 4 столбов, сохранившиеся на высоту 5-20 см. Таким образом, были обнаружены две колонны портика, поддерживающего черепичную кровлю храмового сооружения, возведенного над стелой с фигурой черепахи. Между колоннами расчищены подножия еще 5 столбов, завершавших пространственную перспективу памятника, воспринимаемую с востока.
Ц. Доржсурен писал, что его раскопом были обнаружены основные столбовые конструкции комплекса. Поскольку план его раскопок не сохранился, определить расположение этих столбовых конструкций не представляется возможным. Нами повторно был пройден старый раскоп Ц. Доржсурэна, однако остатки столбов и их ям в нем не сохранились.
Всего в восточной части мемориала обнаружены остатки 7 деревянных столбов. Эти колонны создавали несущую конструкцию храма, который также был из дерева. Гипостильный зал был покрыт черепицей. При раскопках обнаружены два типа черепицы – верхние полуцилиндры с пазами для стыковки и широкие нижние желоба. Найдены и диски, предназначенные, по-видимому, для украшения края карниза, на этих черепицах отчетливо сохранились отпечатки ткани. Обломки кровельной черепицы храма, искрошенные, сильно окатанные, сваленные в кучу, образовали холм у входа в храм.
Вдоль восточной стены храма обнаружены базы трех колонн. Это означает, что храмовое сооружение имело по меньшей мере 4 ряда колонн, поддерживающих черепичную кровлю. Следовательно, весь ансамбль Бугутского храма насчитывал от 30 до 40 столбов. Расстояние между столбами составляло 2 м. По расположению столбов можно предположить, что храмовое сооружение было не четырехугольный, а круглой формы. С восточной стороны ко входу был пристроен узкий двухметровый коридор.
В целом степень разрушения храма значительна. Причины его, вероятно, в естественные – постройки рухнула от времени, и искусственные. В первую очередь, не выдержав тяжелой кровельной черепицы, обрушились столбовые конструкции. За ними последовала и стела, находившаяся внутри храма и первоначально водруженная на изваянии черепахи.
В траншее (ось А) к востоку каменной насыпи были расчищены два больших плоских камня, назначение которых пока не выяснено.
Затем работы были перенесены на каменную насыпь. Раскопками выявлен массивный парапет размером 7,5 x 7 м, состоявший из обработанных гранитных плит длиной до 1 м каждая. Восточную стенку составлял ряд из 6 плит, северную и западную – 2 ряда по 8 плит каждый, южная стенка осталась за пределами раскопа. Из-за давления изнутри и все плиты ограды отклонились в наружную сторону. Вдоль внутренних сторон парапета выявлена кладка из плит, уложенных плашмя в три слоя, доходящих до верхнего уровня. Большая часть выкладки уничтожена ранними раскопками. Настил из плит сверху был завален крупными валунами и мелким гравием, образующими каменную насыпь. Ради контроля, раскопки в пределах парапета велись до двухметровой глубины. Каких-либо находок или погребения обнаружено не было. Встречались лишь отдельные фрагменты кровельной черепицы.
На расстоянии одного метра восточнее от центральной ограды обнаружена яма (65 x 70 x 40 см). Она засыпана мелкими обломками белого мрамора. Яму очистили до основания. В ходе работы обнаружены два металлических предмета – инкрустированные железные седельные канты. На одном из них сохранилось изображение гор и вод, горы украшены орнаментом в стиле бараньих рогов. На втором – дракон с вырывающимся из пасти пламенем. Он сильно напоминает сакский звериный стиль. Оба седельных кантов были обнаружены в засыпе, а не на дне ямы. Кроме того, здесь оказалась костяная пластина треугольной формы. На ней вырезан орнамент.
Все эти предметы относятся к эпохе Первого Тюркского каганата. Тайник, по всей вероятности, был ограблен еще в древности, до повреждения плит ограды. Обломки мрамора разбросаны в беспорядке, местами засыпаны землей. Возле тайника обнаружены остатки углей и древесины. Тайник сверху завален частями столбовой конструкции храмовой площадки. По-видимому, воры вначале снесли ее, а затем разграбили тайник.
На трех сторонах стелы (Бс. І – северная, Бс. ІІ – восточная, Бс. ІІІ – южная) вырезан текст на древнем согдийском языке и согдийской письменностью. На четвертой, западной, стороне нанесен текст на санскрите письменностью брахми. Эта поверхность камня сильно пострадала от выветривания. Оказалась отколота и утрачена верхняя часть – северной стороны и прилегающие поверхности обеих широких граней камня – восточной и западной. Основание стелы было закреплено в четырехгранном отверстии, выбитом в туловище каменной черепахи, служившей базой. В 1968 г. памятник был перенесен в музей Архангайского аймака в г. Цэцэрлэге. Навершие стелы имело барельеф волчицы, кормящей мальчика, занимавший все четыре стороны. Ныне изображение целиком сохранилось только на узкой южной и частично – на восточной гранях камня.
Бугутский памятник, датированный 581 г., впервые демонстрирует образ волка с полным набором признаков мифической точки отсчета генеалогии коктюрков. Своим родоначальником, согласно древним верованиям, почитают волка и казахи, как и ряд других родственных народов. Единство этногенетических истоков казахов и живших когда-то тюрков нашло отражение в преемственности их традиций, культуры, палеоэтнографии и этнопсихологии. Волк изображен не только на Бугутском памятнике. По нашему мнению, этот зооморфный образ есть в верхней части памятников Кюль-тегина, Бильге-кагана и Карабалгасской стелы. На них фигура волка представлена в совмещении с частями тела других животных, например, голова волка соединяется с туловищем дракона, лапой тигра, челюстями льва. Такой образ описан в широко распространенном среди тюркских народов эпосе об Огуз-кагане: «У него туловище волка, лопатки, грудь медведя».
Скульптура волка, изготовленная из гранита в древнетюркскую эпоху, обнаружена и на памятнике Шивэт-Улан в Центральной Монголии. Следует отметить, что сюжетная композиция с образом волка имеет много аналогов в мифологических представлениях народов Евразии. К классическому примеру можно отнести изображение волчицы, кормящей мальчика, на римском Капитолии. До настоящего времени бытуют изображения человека, сидящего на волке, в одной руке которого дракон, в другой – золоченый ханский головной убор.
Волк для древних тюрков являлся родовым тотемом. По сообщению китайской династической хроники, образ волка символизировал официальную ханскую власть. Например, знамена древних тюрков, как правило, были декорированы изображением волка, и рядовые воины также назывались «бори» (волк, волчий). По материалам исторических хроник известно, что антропонимические признаки древних тюрков сменялись с преобразованием их социального статуса. Воин в юности имел особый титул; он же, достигнув статуса хана, получал другое звание, а, став каганом, приобретал новый почетный титул. Однако символ волка присутствовал во всей этой титулатуре. Так, младший брат хана Таспара, став каганом и отправившись к западным тюркам, стал именоваться bori qan Жутан. Таким образом, те композиции, которые венчают памятники в честь духов предков, неизменно содержат в себе образ волка-тотема, вошедшего в жизнь огромной империи тюрков и превратившегося в символ, от поколения к поколению олицетворявший государственность номадов.
Время и природные явления сильно разрушили начертания, нанесенные со всех четырех сторон стелы. На западной грани оказалась поврежденной большая половина текста на брахми, первоначально насчитывавшая более 20 строк. Поэтому, к сожалению, этот текст до сих пор остается не расшифрованным. Тексты на остальных трех сторонах стелы прочитаны и переведены В. А. Лившицем. В работе мы опираемся на его исследование.
На северной, восточной, южной сторонах стелы надписи составлены сверху вниз. Текст состоит из 32 строк, из них фрагменты 29 строк дешифрованы В. А. Лившицем: по пять строк на северной и южной сторонах и 19 – на восточной. Изначально длина строк текста составляла 120 см.
С. Г. Кляшторный и В. А. Лившиц считают, что памятник был воздвигнут в 582г. Однако среди других ученых существуют различные мнения относительно даты. В памятнике упоминаются Бумын-каган, Мухан-каган и Таспар-каган. Все они правили Первым Тюркским каганатом в 551-581 гг. Таспар-каган (Тобокэхань) правил империей в 572-581 гг. нашей эры.
В период правления Таспар-кагана особенно интенсивно предпринимались попытки обращения в буддизм. При тюркском дворе десять лет жил изгнанный из Северного Чжоу буддисткий миссионер монах Чинагупта, который сумел приблизиться к кагану. Сам Таспар-каган в скором времени принял буддизм. В тексте Бугутского памятника имеется информация об этой религиозной системе, в апологическом стиле излагается биография Таспар-кагана. В текстах памятников Кюль-тегина и Бильге-кагана содержатся сведения о том, что древние тюрки воздвигали поминальные памятники к годовщине смерти своих великих ханов. Из этого следует, что если Таспар-каган скончался в 581 г., то мемориальное сооружение было воздвигнуто в его честь в 582 г.
В Бугутском памятнике особое внимание обращается на деятельность Махан-тегина. Из текста следует, что Махан-тегин никогда не был каганом. Тем не менее, в империи он стал известен как освободитель, защитник народа. Махан-тегин вместе Мухан-каганом и Таспар-каганом, служил Тюркскому каганату. С.Г. Кляшторный и В.А. Лившиц описали Махан-тегина как регента, соправителя каганов. Однако в раннее Средневековье в тюркских государствах институт регентства не существовал. В каганате правителем мог быть только один человек – единовластный каган. Например, слава, заслуги Кюль-тегина в Тюркском каганате были не меньше, чем у Бильге-кагана. Тем не менее, Кюль-тегин был только главнокомандующим. Поэтому в Первом Тюркском каганате соправителей быть не могло.
Как же тогда была организована в каганате система внутренней и внешней защиты государства? Оборона возлагалась на кого-то из выдающихся деятелей. Он наделялся званием басбуйрука- главнокомандующего. Таким командующим и был Кюль-тегин, который с достоинством исполнял свою миссию. Военачальник Махан-тегин исполнял обязанности, сходные с Кюль-тегином. Его деятельность приходится на время правления каганов Мухана и Таспара. Самоотверженным ратным трудом он завоевал авторитет в каганате. После смерти Мухан-кагана Махан-тегина прославляли как справедливого, мудрого полководца, ставшего опорой для своего народа. Потому его имя запечатлено в бугутских письменах как имя военачальника- освободителя. Следует отметить, что в китайских династийных хрониках сведений о Махан-тегине не содержится.
Бугутский памятник не только открывает нам новые, ранее не известные имена героев, но и позволяет восстановить подлинные древнетюркские имена исторических лиц, которые в китайских источниках были фонетически и содержательно искажены. Например, до недавнего времени ученые, вслед за китайскими источниками, знали Тобо-хана, Таба-хана или восстанавливали его имя как Табар-хан, благодаря согдийскому тексту теперь известен Таспар-каган. Искажение Муюу, Моган, Мугунь-хан сменяется правильным древнетюркским Мухан-каган.
Как известно, древнетюркское государство ради оптимального управления подразделялось на восточный, западный, центральный округа. Согласно этой системе ханом восточных земель с 581 по 587 гг. был Ниету Эрфу-хан. Китайские источники утверждают, что антропоним Ниету Эрфу был почетным званием, которое давалось только ханам. С. Г. Кляшторный и В. А. Лившиц интерпретируют это имя как «Нивар-каган». В согдийском тексте оно записано как поминальное nw’’r y’y’n, в котором между фонемами w и r отсутствует фонема “b”.
Исходя из согдийского написания, более корректным представляется прочтение этого звания как “Hurqayan” (Нур-каган). В древнетюркском восприятии каганы, военачальники и вообще знатные люди определялись как носители божественного провидения, исходящего от мужского начала Ашина, истребованного богом Тенгри. Поэтому смысл имени связывался с сиянием Тенгри, лучи которого (нур) обволакивали своим теплом материнское лоно, землю и богоизбранных на ней. Сегмент «нур», связанный с Тенгри, выступает эмфатическим определением ханского величия. Вторая часть имени Ниету Эрфу также имеет смысловое толкование.
Известный историк С. П. Толстов слово «Эрфу» перевел как «Арбуя». При этом он опирался на исторические факты из книги видного среднеазиатского историка Мухаммеда Нершахи «История Бухары», переведенной на персидский язык в 1128 – 1129 годах. Сведения об Арбуя Мухаммед Нершахи, в свою очередь, заимствовал из книги «Тайны знаний» Абу-л-Хасан Абд-ар-Рахман-Мухаммед-ан-Нашабури, жившего еще в V-VI вв. В своем исследовании С. П. Толстов весьма удачно воссоздал упоминаемое параллельно с Эрфу Абырой в китайской династийной хронике имя младшего хана Западнотюркского каганата «Жутан хан Були» как «Кара-Чура Тюрк». Абырой умер в Бухаре от укусов красных пчел.
В Бугутском тексте нашло отражение не только принятие Таспар-каганом буддизма, но и поклонение тюрков богу, проявление божественной милости Тенгри к каганам и ряд других значимых явлений.
Исследователи Бугутского памятника С. Г. Кляшторный и В. А. Лившиц считают, что согдийский язык и письмо были официальным и письменностью Первого Тюркского каганата. С этим нельзя согласиться, ибо тексты памятников этого каганата писались не только на согдийском, но и на китайском иероглифами, и на санскрите письмом брахми. Вместе с тем использовался древнетюркский язык и алфавит, о чем свидетельствуют древнетюркские рунические надписи на поминальном комплексе Идэр – памятнике Первого Тюркского каганата. В V-VII вв. в Центральной и Южной Азии сложилось правило, что официальная международная переписка должна вестись на китайском, согдийском и санскрите. Таким же образом история и жизнеописание выдающихся личностей в Первом Тюркском каганате были созданы на всех указанных выше языках и письменах. Текст на памятнике Кюс-Толгай нанесен знаками брахми, а текст на памятнике Карагол – китайскими иероглифами. Подобных примеров можно привести много.
Бугутский памятник Первого Тюркского каганата содержит огромное количество сведений об истории и правителях, государственном устройстве и менталитете тюрков, являясь бесценным сокровищем древнетюркской цивилизации.