Кобыз Коркут-баба

  Кобыз Коркут-баба[1]   Очень трудно рассказать о культуре моего народа. Сделать это трудно не только писателю, думаю, нелегко это будет даже историкам. Когда мы углубляемся в историю нашей культуры, то нам кажется, что мы читаем книгу, начальные страницы которой были оборваны и затеряны.   Как обрывчатые, непоследовательные воспоминания, кое-как удержанные хрупкой детской памятью, мелькают названия древних цивилизованных городов: Баласагун... Тараз... Отрар... Они связывали восток с западом. Гам была большая торговля, большая культура... Та же зыбкая память вдруг ярким лучом прожектора вырывает из тьмы раннего средневековья одинокую, но могучую фигуру аль-Фараби, прозванного вторым Аристотелем. Он был из города Отрар — арабское название которого Фараба.   И здесь как бы обрывается связь времен. Наступает темная полоса монгольского нашествия. Несколько столетий не сохранили нам литературных памятников. Это провалы нашей памяти, которых было немало в нашей истории. Мы с глубокой болью ощущаем их.   Но жизнь не терпит пустоты. И народ заполняет эти провалы богатейшим устным творчеством. Он создает большое количество, целые циклы героического эпоса, в нем отражается его история, его судьба и жизнь.   Казахи создают самый богатый лироэпос, насчитывающий многие десятки высокохудожественных и оригинальных в своем роде поэм. Среди них такой шедевр, как «Козы-Көрпеш и Баян-слу», предвосхитивший сюжет — и не только сюжет — «Ромео и Джульетты» Шекспира.   Народ, потеряв свою цивилизацию и письменность, оттачивает свой язык, ибо устная память может удержать только золотые слова. Так рождается у нас благородный культ — культ слова. В казахском обществе человек славится не столько богатством, сколько красноречием. Красноречие, остроумие входят в быт, каждый уважающий себя человек начинает следить за своей речью. Нелепость, глупые слова, даже нечаянно сорвавшиеся с языка, делали его автора посмешищем общества. Зато крылатые, остроумно-меткие фразы передавались из уст в уста. Даже судебные разбирательства превращались в словесный турнир противоборствующих судей-биев.   А драматическое искусство было представлено айтысами — состязаниями двух акынов — поэтов-импровизаторов. Так казахский язык приобретал гибкость и лаконизм, смысловую емкость и образную меткость.   Опять как бы из небытия всплывают в народной памяти историки Дулати, Рашид-эд-дин... поэты Шалкииз, Доспамбет и Асан-Кайгы, прозванный печальником народным. Это уже XV век. Эти высокоодаренные поэты появляются не в период расцвета, а на закате некогда могущественного Ногайлииского ханства, основу которого составляли казахи. В их голосах звучит глубокая боль за судьбу народную и острая тревога за его будущее. Поэт Асан-Кайгы ищет обетованную землю для своего народа, но не находит ее. Так казахская поэзия судьбой своего родоначальника возложила на свои плечи огромную гражданскую ответственность. И поэты не склоняли головы перед сильными мира сего. Замечательный поэт-лирик Бухар-жырау был мудрым дальновидным советчиком народа. С огромной душевной болью и тоской говорил с народом поэт безвременья — Шортамбай. На смену ему приходит огненная поэзия бунтаря Махамбета, возглавившего народное восстание против колониального гнета царизма.   Нельзя не сказать об одной благородной черте казахских поэтов. Бухар-жырау был главным советником влиятельного и дальновидного хана Аблая. Но в своих стихах он обращается к нему не с раболепным почтением, как это обычно делают придворные поэты, а требовательно, иногда даже в повелительном тоне. Это чувство своего нравственного превосходства и морального права говорить от имени народа и истории было присуще еще родоначальнику нашей поэзии Асан-Кайгы; он словно предостерегал своего современника хана Аз-Жанибека от тех опрометчивых шагов, которые, как он предвидел, привели народ к бедствию. И эта традиция в полной мере отразилась в поэзии Махамбета. Он не только гневно осуждает хана Джангира, а призывает народ к борьбе с его тиранией.   В силу обстоятельств казахские поэты выступали и в роли философов, политиков, публицистов, и поэзия вторгалась во все поры духовной и социальной жизни народа.   Со второй половины XIX века начинается новая, письменная казахская литература. На арену выходят деятели новой формации с ориентировкой на русскую и европейскую культуру. Короткой, но яркой была деятельность ученого, путешественника и публициста-литератора Чокана Валиханова, открывшего для европейской науки неведомую Кашгарию. Плодотворной и благодатной оказалась неутомимая работа просветителя и писателя Ибрая Алтынсарина. Вершиной казахской поэзии и демократической мысли XIX века стал великий Абай. Эти люди дали новую культуру и духовную ориентацию нации, но они не были так называемыми односторонними западниками. Особенно великий Абай, впитавший в себя лучшие традиции восточной и западной культур, был в то ясе время глубоко национален. Корни его поэзии при всем своем новаторстве настолько глубоко уходят в наш национальный духовный мир, что перевести его на другие языки представляет огромную трудность.   Эти традиции Абая оказывают благотворное влияние на нашу современную литературу. После победы Октябрьской революции у нас получили интенсивное развитие такие жанры, как проза, драматургия и литературоведение, ранее находившиеся в начальном состоянии. Характерную черту послереволюционной нашей прозы составляют стремление к эпическим, монументальным полотнам и тяготение к исторической тематике. Это можно легко понять. Целые исторические полосы народной жизни в прошлом оказались не освещенными не только в художественной, но и в исторической литературе. Отсюда и жажда восполнить белые пятна в художественной и духовной истории народа. Думается, что это вызвано также стремлением к национальному самоутверждению ранее угнетенного бесправного народа.   Говоря о современной казахской литературе, я не буду называть имена многих наших хороших поэтов, писателей и драматургов. Но я не могу не упомянуть имена зачинателей нашей современной литературы, пришедших в нее в дни Октябрьской революции и гражданской войны. Это пламенный революционер, поэт-новатор Сакен Сейфуллин, наш пока непревзойденный поэт-лирик Ильяс Джансугуров, наши замечательные прозаики Беимбет Майлин, Мухтар Ауэзов.   Особенно значимо для нашей современной литературы место Ауэзова. Умерший в 1961 году, он оставил нам огромное наследие. В десятках его повестей и драматических произведений художественно исследованы почти все стороны прошлой и настоящей казахской жизни. Вершиной его творчества явилась всемирно известная четырехтомная эпопея «Путь Абая». В этом огромном, художественно совершенном произведении так глубоко и разносторонне исследовано патриархально-родовое казахское общество, так рельефно показаны быт и нравы, вообще весь духовный облик народа, что эта книга сейчас стала энциклопедией казахской нации.   Хотя мы и не разделяем, но в какой-то мере понимаем опасения западных литераторов за судьбу романа. Однако эпический жанр у нас пока развивается неплохо. Сейчас основной темой казахской прозы, поэзии и драматургии стали проблемы сегодняшней нашей действительности. Тут наша литература смело освобождается от прошлых схем, ищет новые формы, старается поставить более острые проблемы.   Наши писатели в большинстве своем по манере письма, по культуре своей — современные писатели. Они неплохо учатся у лучших представителей мировой литературы. Теперь перед ними встает другая проблема — проблема связи со своей национальной традицией. Раньше многие произведения имели ярко выраженный национальный колорит. Теперь это сходит со страниц книг. Но...   Я хочу привести два примера, которые очень обнадеживают: произведения двух самых молодых наших авторов. Первое — новая повесть интересного писателя Абиша Кекильбаева. Это современная интеллектуальная проза. Но при всей современности манеры письма, острой актуальности поставленных в ней нравственных и философских проблем произведение национально, связано глубокими корнями с нашей традицией.   Или другой пример. Наш талантливый молодой поэт Олжас Сулейменов пишет стихи на русском языке. Это новое, необычное явление в русской поэзии. Своими стихами поэт внес в русскую поэзию экспрессию и мощь стихов Махамбета.   Эти примеры не единичны, и они, повторяю, нас обнадеживают. Разумеется, яркий колорит, как и национальный настрой, уходит в прошлое. Но колорит этот с поверхности наших произведений переходит вглубь, превращаясь в национальный дух, традицию. Их-то мы должны сохранить, иначе не очень-то заметное место будет уготовано нам на карте мировой литературы.   Есть в нашем народе легенда о родоначальнике казахской поэзии. Имя его Коркут-баба.   Коркут-баба, скитаясь по белому свету, ищет бессмертия. Но в какие края он ни попадает, его везде встречают люди, которые роют могилу. Коркут спрашивает их:   — Для кого роете могилу?   — Для Коркута, — отвечают они.   Оказывается, Коркут может жить лишь до тех пор, пока в руках держит свой сладкозвучный кобыз и поет свои дивные песни.   С тех пор наш народ крепко держит в своих руках кобыз и домбру, чтобы сохранить свое духовное бессмертие.   1969 [1] Баба – дед, пращур.

 

Кобыз Коркут-баба[1]

 

Очень трудно рассказать о культуре моего народа. Сделать это трудно не только писателю, думаю, нелегко это будет даже историкам. Когда мы углубляемся в историю нашей культуры, то нам кажется, что мы читаем книгу, начальные страницы которой были оборваны и затеряны.

 

Как обрывчатые, непоследовательные воспоминания, кое-как удержанные хрупкой детской памятью, мелькают названия древних цивилизованных городов: Баласагун... Тараз... Отрар... Они связывали восток с западом. Гам была большая торговля, большая культура... Та же зыбкая память вдруг ярким лучом прожектора вырывает из тьмы раннего средневековья одинокую, но могучую фигуру аль-Фараби, прозванного вторым Аристотелем. Он был из города Отрар — арабское название которого Фараба.

 

И здесь как бы обрывается связь времен. Наступает темная полоса монгольского нашествия. Несколько столетий не сохранили нам литературных памятников. Это провалы нашей памяти, которых было немало в нашей истории. Мы с глубокой болью ощущаем их.

 

Но жизнь не терпит пустоты. И народ заполняет эти провалы богатейшим устным творчеством. Он создает большое количество, целые циклы героического эпоса, в нем отражается его история, его судьба и жизнь.

 

Казахи создают самый богатый лироэпос, насчитывающий многие десятки высокохудожественных и оригинальных в своем роде поэм. Среди них такой шедевр, как «Козы-Көрпеш и Баян-слу», предвосхитивший сюжет — и не только сюжет — «Ромео и Джульетты» Шекспира.

 

Народ, потеряв свою цивилизацию и письменность, оттачивает свой язык, ибо устная память может удержать только золотые слова. Так рождается у нас благородный культ — культ слова. В казахском обществе человек славится не столько богатством, сколько красноречием. Красноречие, остроумие входят в быт, каждый уважающий себя человек начинает следить за своей речью. Нелепость, глупые слова, даже нечаянно сорвавшиеся с языка, делали его автора посмешищем общества. Зато крылатые, остроумно-меткие фразы передавались из уст в уста. Даже судебные разбирательства превращались в словесный турнир противоборствующих судей-биев.

 

А драматическое искусство было представлено айтысами — состязаниями двух акынов — поэтов-импровизаторов. Так казахский язык приобретал гибкость и лаконизм, смысловую емкость и образную меткость.

 

Опять как бы из небытия всплывают в народной памяти историки Дулати, Рашид-эд-дин... поэты Шалкииз, Доспамбет и Асан-Кайгы, прозванный печальником народным. Это уже XV век. Эти высокоодаренные поэты появляются не в период расцвета, а на закате некогда могущественного Ногайлииского ханства, основу которого составляли казахи. В их голосах звучит глубокая боль за судьбу народную и острая тревога за его будущее. Поэт Асан-Кайгы ищет обетованную землю для своего народа, но не находит ее. Так казахская поэзия судьбой своего родоначальника возложила на свои плечи огромную гражданскую ответственность. И поэты не склоняли головы перед сильными мира сего. Замечательный поэт-лирик Бухар-жырау был мудрым дальновидным советчиком народа. С огромной душевной болью и тоской говорил с народом поэт безвременья — Шортамбай. На смену ему приходит огненная поэзия бунтаря Махамбета, возглавившего народное восстание против колониального гнета царизма.

 

Нельзя не сказать об одной благородной черте казахских поэтов. Бухар-жырау был главным советником влиятельного и дальновидного хана Аблая. Но в своих стихах он обращается к нему не с раболепным почтением, как это обычно делают придворные поэты, а требовательно, иногда даже в повелительном тоне. Это чувство своего нравственного превосходства и морального права говорить от имени народа и истории было присуще еще родоначальнику нашей поэзии Асан-Кайгы; он словно предостерегал своего современника хана Аз-Жанибека от тех опрометчивых шагов, которые, как он предвидел, привели народ к бедствию. И эта традиция в полной мере отразилась в поэзии Махамбета. Он не только гневно осуждает хана Джангира, а призывает народ к борьбе с его тиранией.

 

В силу обстоятельств казахские поэты выступали и в роли философов, политиков, публицистов, и поэзия вторгалась во все поры духовной и социальной жизни народа.

 

Со второй половины XIX века начинается новая, письменная казахская литература. На арену выходят деятели новой формации с ориентировкой на русскую и европейскую культуру. Короткой, но яркой была деятельность ученого, путешественника и публициста-литератора Чокана Валиханова, открывшего для европейской науки неведомую Кашгарию. Плодотворной и благодатной оказалась неутомимая работа просветителя и писателя Ибрая Алтынсарина. Вершиной казахской поэзии и демократической мысли XIX века стал великий Абай. Эти люди дали новую культуру и духовную ориентацию нации, но они не были так называемыми односторонними западниками. Особенно великий Абай, впитавший в себя лучшие традиции восточной и западной культур, был в то ясе время глубоко национален. Корни его поэзии при всем своем новаторстве настолько глубоко уходят в наш национальный духовный мир, что перевести его на другие языки представляет огромную трудность.

 

Эти традиции Абая оказывают благотворное влияние на нашу современную литературу. После победы Октябрьской революции у нас получили интенсивное развитие такие жанры, как проза, драматургия и литературоведение, ранее находившиеся в начальном состоянии. Характерную черту послереволюционной нашей прозы составляют стремление к эпическим, монументальным полотнам и тяготение к исторической тематике. Это можно легко понять. Целые исторические полосы народной жизни в прошлом оказались не освещенными не только в художественной, но и в исторической литературе. Отсюда и жажда восполнить белые пятна в художественной и духовной истории народа. Думается, что это вызвано также стремлением к национальному самоутверждению ранее угнетенного бесправного народа.

 

Говоря о современной казахской литературе, я не буду называть имена многих наших хороших поэтов, писателей и драматургов. Но я не могу не упомянуть имена зачинателей нашей современной литературы, пришедших в нее в дни Октябрьской революции и гражданской войны. Это пламенный революционер, поэт-новатор Сакен Сейфуллин, наш пока непревзойденный поэт-лирик Ильяс Джансугуров, наши замечательные прозаики Беимбет Майлин, Мухтар Ауэзов.

 

Особенно значимо для нашей современной литературы место Ауэзова. Умерший в 1961 году, он оставил нам огромное наследие. В десятках его повестей и драматических произведений художественно исследованы почти все стороны прошлой и настоящей казахской жизни. Вершиной его творчества явилась всемирно известная четырехтомная эпопея «Путь Абая». В этом огромном, художественно совершенном произведении так глубоко и разносторонне исследовано патриархально-родовое казахское общество, так рельефно показаны быт и нравы, вообще весь духовный облик народа, что эта книга сейчас стала энциклопедией казахской нации.

 

Хотя мы и не разделяем, но в какой-то мере понимаем опасения западных литераторов за судьбу романа. Однако эпический жанр у нас пока развивается неплохо. Сейчас основной темой казахской прозы, поэзии и драматургии стали проблемы сегодняшней нашей действительности. Тут наша литература смело освобождается от прошлых схем, ищет новые формы, старается поставить более острые проблемы.

 

Наши писатели в большинстве своем по манере письма, по культуре своей — современные писатели. Они неплохо учатся у лучших представителей мировой литературы. Теперь перед ними встает другая проблема — проблема связи со своей национальной традицией. Раньше многие произведения имели ярко выраженный национальный колорит. Теперь это сходит со страниц книг. Но...

 

Я хочу привести два примера, которые очень обнадеживают: произведения двух самых молодых наших авторов. Первое — новая повесть интересного писателя Абиша Кекильбаева. Это современная интеллектуальная проза. Но при всей современности манеры письма, острой актуальности поставленных в ней нравственных и философских проблем произведение национально, связано глубокими корнями с нашей традицией.

 

Или другой пример. Наш талантливый молодой поэт Олжас Сулейменов пишет стихи на русском языке. Это новое, необычное явление в русской поэзии. Своими стихами поэт внес в русскую поэзию экспрессию и мощь стихов Махамбета.

 

Эти примеры не единичны, и они, повторяю, нас обнадеживают. Разумеется, яркий колорит, как и национальный настрой, уходит в прошлое. Но колорит этот с поверхности наших произведений переходит вглубь, превращаясь в национальный дух, традицию. Их-то мы должны сохранить, иначе не очень-то заметное место будет уготовано нам на карте мировой литературы.

 

Есть в нашем народе легенда о родоначальнике казахской поэзии. Имя его Коркут-баба.

 

Коркут-баба, скитаясь по белому свету, ищет бессмертия. Но в какие края он ни попадает, его везде встречают люди, которые роют могилу. Коркут спрашивает их:

 

— Для кого роете могилу?

 

— Для Коркута, — отвечают они.

 

Оказывается, Коркут может жить лишь до тех пор, пока в руках держит свой сладкозвучный кобыз и поет свои дивные песни.

 

С тех пор наш народ крепко держит в своих руках кобыз и домбру, чтобы сохранить свое духовное бессмертие.

 

1969