Выступление М.О. Ауэзова

  Выступление М.О. Ауэзова   Товарищи! Мы заслушали все доклады пленарного заседания нашего совещания. Доклады, в разной степени проблемные, в разной степени оригинальные, они в разной степени подняли животрепещущие вопросы теории и практики редактирования, перевода, издательского дела в каждой республике. Поэтому в равной степени представляется их ценность. Я думаю, что, заслушав все эти доклады, мы все-таки должны признать одну непреложную истину; мне кажется, что для этого совещания не хватает еще одного доклада, доклада важного, нужного для регионального совещания переводчиков тюркоязычных народностей. Наше совещание названо совещанием, посвященным проблемам перевода с русского языка на языки тюркских народностей — тюркоязычных переводов. К чему это обязывало? Это обязывало к обсуждению многих вопросов в докладах. Доклады должны были не только информировать о том, что делается в каждой республике, не только ставить проблемы, которые действительно законно задеты в докладе по каждой отдельной республике, но вместе с тем они должны были дать выводы и обобщения, которые бы взаимосвязывали теорию и практику наших работ по нашим республикам. Я хочу остановиться на некоторых вопросах перевода поэзии, художественной прозы и трудов классиков марксизма-ленинизма на наши языки. Я хочу сказать, что нам нужно было прослушать еще один доклад о том, как решается проблема переводов поэтических произведений. Это сложнее, чем проблема переводов художественной прозы. Надо было говорить, например, о практике переводов на азербайджанский язык Пушкина, Маяковского, как, например, переводить на тюркские языки "Медный всадник". Как надо решать сложные вопросы стихосложения на практике при переводе на узбекский, татарский, казахский языки? Маяковского переводят татары, казахи, киргизы, формально сохраняя рубленые строки. А на самом деле — это старая одиннадцатисложная казахская строка, которая для формы разбивается на несколько ломаных строк. Здесь будет обсуждаться перевод "Евгения Онегина" на узбекский язык, выполненный большим мастером узбекской литературы, поэтом высокой культуры М. Айбеком. Это очень ценно и хорошо. Но этот перевод нужно бы сопоставить с переводами на татарский, азербайджанский и другие языки. Надо было поставить именно такие проблемы и решить их в параллельных рядах, взаимосвязуя, и обсуждение нужно было вести в таком разрезе. В отношении художественной прозы. Вопрос перевода художественной прозы — не простое дело. Художественный перевод прозы требует передачи синтаксиса, периодов той высокой речевой культуры, которой богата русская художественная проза, начиная с Гоголя. Тургеневский язык — это прозрачный, легкий, чудесный язык, но и у Тургенева тоже есть интересные, сложные предложения и периоды. А толстовские переводы являются еще более сложными. Было время, когда мы, считаясь с уровнем развития тюркских народностей, периоды Гоголя, Толстого при переводе разбивали на более или менее простые предложения. Но дальше это не должно быть. Например, понятны ли были толстовские переводы малограмотному русскому крестьянину? Нет. Поэтому исходить из мерила подобной понятности нельзя. Конечно, не надо из синтаксических сложных периодов Гоголя создавать абракадабру — все должно быть понятно на казахском, узбекском и киргизском языках. В смысле создания новой культуры мы должны искать новые, приемлемые пути, иначе, если их мы будем переводить исходя из мнимой понятности, то Гоголь не будет Гоголем, Толстой не будет Толстым, Тургенев не будет Тургеневым, Шолохов не будет Шолоховым. Иначе, вместо стиля Пушкина, Тургенева, Шолохова мы преподнесем читателю стиль переводчика. Русский читатель давно имеет дело с переводной литературой, и нигде нет такого огромного количества переводов, как на русском языке. Надо уделять серьезное внимание улучшению переводной литературы. Этим путем мы придем к развитию новой традиции, — к тому, что сохранилось от веков, добавится уже отстоявшееся в мировой культуре. Поэтому вопрос о переводе — это очень серьезный вопрос. Недавно на совещании переводчиков я высказал такую мысль, что от переводчика требуется такое же отношение к переводимому произведению, какое проявляется автором оригинала, т.е. переводчик должен в такой же степени быть сосредоточенным и эмоционально настроенным, в какой степени это бывает у автора. Возьмите художественную прозу. Она имеет элементы описания природы, монолога, описание настроения, переживаний, имеются всякие философские выкладки и т.д. Надо при переводе художественной прозы улавливать ритм, волну прозы не только по фразам, а по стилю. Надо улавливать эмоциональное содержание, высокохудожественный такт произведения. Возьмите "Тихий Дон". Почему у нас отдельные переводы неудачны? Их перечислять можно бесконечно, — чем богаче произведение, тем больше подводных камней, тем больше рифов. В докладе надо было сказать, что при переводах на казахский, узбекский, татарский языки упущено, какие в них общие недостатки. Тов. Сейд-Заде сделал хороший доклад, но он построил его только на одной азербайджанской почве, и не перешел с азербайджанской почвы на туркменскую, не сказал, что туркмены решили так-то, а узбеки так. Если бы он доклад свой построил в таком плане, тогда совещание было бы более интересным, и мы обсудили бы общие наши проблемы. Я читал доклад тов. Джангалина. Доклад хороший, но он не отвечает на ряд вопросов. Докладчик приводил интересные высказывания Маркса, Энгельса, Ленина о принципе перевода. Но нашим культурным переводчикам эти высказывания известны. С этого начинаются первые шаги каждого из нас. Если бы, говоря о них, он бы сказал, что узбеки переводят так, казахи — так, показал бы примеры, тогда доклад был бы более деловым и интересным. Все тюркоязычные народности могут похвалиться, что у них была классическая поэзия. У татар и азербайджанцев была художественная проза, драматургия середины и конца прошлого века. Но у нас не было философских трактатов, отвлеченного мышления на высокие философские темы. Вспомните Добролюбова, Чернышевского, высказывания Маркса, Энгельса, Горького — в них представлено сложное языковое мышление. Мы должны думать о том, как нам перевести их на свой язык. Причем у В.И. Ленина "Материализм и эмпириокритицизм" по манере изложения отличается от "Развития капитализма в России". Ленин создает сложнейшие периоды такого отвлеченного, абстрактного сложного мышления. Практика Института марксизма-ленинизма в Казахстане, Узбекистане, в Киргизии показала, что они стараются переводить буквально от точки и до точки. Но будет очень печально, если это сведется к буквализму, но, с другой стороны, ломать ленинские периоды мы не имеем права. Ленинские периоды должны войти ленинскими периодами, тогда будем овладевать ленинской речевой культурой и мышлением. Задача работников Института истории партии состоит в том, чтобы, с одной стороны, достичь вершины переводческой культуры и, с другой стороны, чтобы переводы-их не читали с помощью русского текста, чтобы они были понятны. В Азербайджане и Татарии отдельные переводы 19-го, начала 20-го века с русского языка изобиловали арабизмами. В 20-х годах, я помню, был переведен "Гамлет". Перевод был сделан большим поэтом, но было много арабских слов. В Киргизии хорошо перевели "Укрощение строптивой". У нас идет постепенное овладение большой культурой. Вершины мировой философии, мировой литературы в наших руках, и мы должны передать все это нашему народу, но при этом необходимо сохранить высокий художественный и научный уровень оригинала, не опускаться до упрощенчества, не ориентироваться на неподготовленного читателя. Я взял первым слово в прениях для того, чтобы внести, с одной стороны, конструктивное предложение, чтобы в дальнейшем в отборе тем, в докладах на таких совещаниях был сопоставительный анализ практики переводов на тюркские языки. Желательно, чтобы межреспубликанские и межъязыковые проблемы обсуждались почаще потому, что сегодняшнее литературное движение, языковое строительство, идейно-политическое наступательное движение требует совместного всестороннего обсуждения и решения коренных вопросов и трудностей, встречающихся на этом пути.    

Выступление М.О. Ауэзова

Товарищи! Мы заслушали все доклады пленарного заседания нашего совещания. Доклады, в разной степени проблемные, в разной степени оригинальные, они в разной степени подняли животрепещущие вопросы теории и практики редактирования, перевода, издательского дела в каждой республике. Поэтому в равной степени представляется их ценность.

Я думаю, что, заслушав все эти доклады, мы все-таки должны признать одну непреложную истину; мне кажется, что для этого совещания не хватает еще одного доклада, доклада важного, нужного для регионального совещания переводчиков тюркоязычных народностей.

Наше совещание названо совещанием, посвященным проблемам перевода с русского языка на языки тюркских народностей — тюркоязычных переводов. К чему это обязывало? Это обязывало к обсуждению многих вопросов в докладах. Доклады должны были не только информировать о том, что делается в каждой республике, не только ставить проблемы, которые действительно законно задеты в докладе по каждой отдельной республике, но вместе с тем они должны были дать выводы и обобщения, которые бы взаимосвязывали теорию и практику наших работ по нашим республикам.

Я хочу остановиться на некоторых вопросах перевода поэзии, художественной прозы и трудов классиков марксизма-ленинизма на наши языки.

Я хочу сказать, что нам нужно было прослушать еще один доклад о том, как решается проблема переводов поэтических произведений. Это сложнее, чем проблема переводов художественной прозы. Надо было говорить, например, о практике переводов на азербайджанский язык Пушкина, Маяковского, как, например, переводить на тюркские языки "Медный всадник".

Как надо решать сложные вопросы стихосложения на практике при переводе на узбекский, татарский, казахский языки? Маяковского переводят татары, казахи, киргизы, формально сохраняя рубленые строки. А на самом деле — это старая одиннадцатисложная казахская строка, которая для формы разбивается на несколько ломаных строк. Здесь будет обсуждаться перевод "Евгения Онегина" на узбекский язык, выполненный большим мастером узбекской литературы, поэтом высокой культуры М. Айбеком. Это очень ценно и хорошо. Но этот перевод нужно бы сопоставить с переводами на татарский, азербайджанский и другие языки.

Надо было поставить именно такие проблемы и решить их в параллельных рядах, взаимосвязуя, и обсуждение нужно было вести в таком разрезе.

В отношении художественной прозы. Вопрос перевода художественной прозы — не простое дело. Художественный перевод прозы требует передачи синтаксиса, периодов той высокой речевой культуры, которой богата русская художественная проза, начиная с Гоголя.

Тургеневский язык — это прозрачный, легкий, чудесный язык, но и у Тургенева тоже есть интересные, сложные предложения и периоды. А толстовские переводы являются еще более сложными. Было время, когда мы, считаясь с уровнем развития тюркских народностей, периоды Гоголя, Толстого при переводе разбивали на более или менее простые предложения. Но дальше это не должно быть.

Например, понятны ли были толстовские переводы малограмотному русскому крестьянину? Нет. Поэтому исходить из мерила подобной понятности нельзя. Конечно, не надо из синтаксических сложных периодов Гоголя создавать абракадабру — все должно быть понятно на казахском, узбекском и киргизском языках. В смысле создания новой культуры мы должны искать новые, приемлемые пути, иначе, если их мы будем переводить исходя из мнимой понятности, то Гоголь не будет Гоголем, Толстой не будет Толстым, Тургенев не будет Тургеневым, Шолохов не будет Шолоховым. Иначе, вместо стиля Пушкина, Тургенева, Шолохова мы преподнесем читателю стиль переводчика.

Русский читатель давно имеет дело с переводной литературой, и нигде нет такого огромного количества переводов, как на русском языке.

Надо уделять серьезное внимание улучшению переводной литературы. Этим путем мы придем к развитию новой традиции, — к тому, что сохранилось от веков, добавится уже отстоявшееся в мировой культуре. Поэтому вопрос о переводе — это очень серьезный вопрос.

Недавно на совещании переводчиков я высказал такую мысль, что от переводчика требуется такое же отношение к переводимому произведению, какое проявляется автором оригинала, т.е. переводчик должен в такой же степени быть сосредоточенным и эмоционально настроенным, в какой степени это бывает у автора.

Возьмите художественную прозу. Она имеет элементы описания природы, монолога, описание настроения, переживаний, имеются всякие философские выкладки и т.д. Надо при переводе художественной прозы улавливать ритм, волну прозы не только по фразам, а по стилю. Надо улавливать эмоциональное содержание, высокохудожественный такт произведения.

Возьмите "Тихий Дон". Почему у нас отдельные переводы неудачны? Их перечислять можно бесконечно, — чем богаче произведение, тем больше подводных камней, тем больше рифов. В докладе надо было сказать, что при переводах на казахский, узбекский, татарский языки упущено, какие в них общие недостатки.

Тов. Сейд-Заде сделал хороший доклад, но он построил его только на одной азербайджанской почве, и не перешел с азербайджанской почвы на туркменскую, не сказал, что туркмены решили так-то, а узбеки так. Если бы он доклад свой построил в таком плане, тогда совещание было бы более интересным, и мы обсудили бы общие наши проблемы.

Я читал доклад тов. Джангалина. Доклад хороший, но он не отвечает на ряд вопросов. Докладчик приводил интересные высказывания Маркса, Энгельса, Ленина о принципе перевода. Но нашим культурным переводчикам эти высказывания известны. С этого начинаются первые шаги каждого из нас. Если бы, говоря о них, он бы сказал, что узбеки переводят так, казахи — так, показал бы примеры, тогда доклад был бы более деловым и интересным.

Все тюркоязычные народности могут похвалиться, что у них была классическая поэзия. У татар и азербайджанцев была художественная проза, драматургия середины и конца прошлого века. Но у нас не было философских трактатов, отвлеченного мышления на высокие философские темы. Вспомните Добролюбова, Чернышевского, высказывания Маркса, Энгельса, Горького — в них представлено сложное языковое мышление.

Мы должны думать о том, как нам перевести их на свой язык. Причем у В.И. Ленина "Материализм и эмпириокритицизм" по манере изложения отличается от "Развития капитализма в России". Ленин создает сложнейшие периоды такого отвлеченного, абстрактного сложного мышления.

Практика Института марксизма-ленинизма в Казахстане, Узбекистане, в Киргизии показала, что они стараются переводить буквально от точки и до точки. Но будет очень печально, если это сведется к буквализму, но, с другой стороны, ломать ленинские периоды мы не имеем права. Ленинские периоды должны войти ленинскими периодами, тогда будем овладевать ленинской речевой культурой и мышлением.

Задача работников Института истории партии состоит в том, чтобы, с одной стороны, достичь вершины переводческой культуры и, с другой стороны, чтобы переводы-их не читали с помощью русского текста, чтобы они были понятны.

В Азербайджане и Татарии отдельные переводы 19-го, начала 20-го века с русского языка изобиловали арабизмами. В 20-х годах, я помню, был переведен "Гамлет". Перевод был сделан большим поэтом, но было много арабских слов. В Киргизии хорошо перевели "Укрощение строптивой".

У нас идет постепенное овладение большой культурой.

Вершины мировой философии, мировой литературы в наших руках, и мы должны передать все это нашему народу, но при этом необходимо сохранить высокий художественный и научный уровень оригинала, не опускаться до упрощенчества, не ориентироваться на неподготовленного читателя.

Я взял первым слово в прениях для того, чтобы внести, с одной стороны, конструктивное предложение, чтобы в дальнейшем в отборе тем, в докладах на таких совещаниях был сопоставительный анализ практики переводов на тюркские языки.

Желательно, чтобы межреспубликанские и межъязыковые проблемы обсуждались почаще потому, что сегодняшнее литературное движение, языковое строительство, идейно-политическое наступательное движение требует совместного всестороннего обсуждения и решения коренных вопросов и трудностей, встречающихся на этом пути.